В Туке случилась еще одна забавная история. Нину Сергеевну называли «дамой в шляпке». В каждой поездке я выбирала Нине Сергеевне новую шляпку, и она очень ценила мою внимательность. Рано утром, на следующий день после победы, мы уезжали на «Мерседесах» (устроил Адольф Ефимович) в Париж. Сказка. Возможно, Ангелевич боялся заказывать билеты на поезд, поэтому поехали на машинах. Только отъехали, Нина Сергеевна говорит: «Ах, где моя шляпка?» В Париж без шляпки! Нина Сергеевна такое представить себе не могла. Мы вернулись в Туке.
Нина Сергеевна ездила со мной на турниры всего три раза. Потом сказали, что сборной она как тренер не подходит, хотя все эти три года мы выигрывали Кубок. Но еще долго в Туке вспоминали «русскую даму в шляпке».
Теплякова радовалась каждому моему успеху, но не верила, что я могу, например, обыграть Гулагонг. И тем более не могла себе представить, что я обыграю Кинг. Достаточно было мне играть с Кинг хорошо, для нее это уже был праздник. В 1973 году она приехала на Уимблдон с туристами. Я играла матч за выход в 1/8 финала с Гулагонг. Нину Сергеевну прямо с аэродрома привезли на стадион посмотреть матч. Я ее провела и посадила на место тренера. Играли мы не на центральном и не на первом корте, а на втором, где место тренера на трибуне среди публики. Естественно, после каждого мяча я смотрела в сторону Нины Сергеевны. Вскоре на нее смотрел уже весь стадион, понимая, что между нами есть какая-то связь. Нина Сергеевна дышала этой атмосферой: я хорошо играю, она и я – одно целое. За нами следят трибуны Уимблдона. Для нее это была огромная радость.
Я проиграла матч, хотя вела в решающем сете 5:3 и счет в гейме был по тридцати. Двух мячей не хватило, чтобы обыграть Ивон в тот год. В верхней, самой лучшей раздевалке мне дали ванну, я лежала в ней и рыдала. Мне хотелось разорвать все красивые полотенца, что были уложены там стопкой, мне хотелось утонуть, так тяжело я переживала проигрыш. А когда вышла из раздевалки, Нина Сергеевна начала меня поздравлять. Я сказала: «Сколько можно просто хорошо играть?! Я уже не хочу хорошо играть, я хочу выигрывать!» Но все равно ее радость, что мы достигли такого уровня, была приятна.
Нина Сергеевна получала удовольствие от разрешения даже самых мелких забот. В то время на Уимбл-доне охрана турнира была несколько проще, чем сейчас. «Секьюрити» то ли боится, что кого-то украдут, то ли опасается террористов, но сейчас пройти в непредусмотренную твоим пропуском зону невозможно. А тогда я спокойно могла посадить в машину, которую давали игрокам, Нину Сергеевну, не являющуюся членом делегации. Тем самым она экономила целое состояние для советского туриста, два с половиной шиллинга, которые должна была бы потратить за проезд в метро до Уимблдона и обратно. Хотя для нее важнее было то, что она ехала на машине Всеанглий-ского теннисного клуба, которую присылают за игроками и тренерами. В эти минуты она себя чувствовала причастной к событиям Уимблдона.
Нам давали талоны на питание, у меня их скопилось много, часть сборной уже уехала, и их талончики остались у меня. Я подхватила Нину Сергеевну и повела ее перекусить, да еще в гостиную той раздевалки, где комната для суперигроков. Она говорит: «Оля, ведь бывают в жизни счастливые моменты, сколько же ты мне их устроила!» Мелочи жизни, глупости жизни, они ее радовали.
…Мы встретились с Ниной Сергеевной в 59-м, ей уже тогда было 55. Не могу сказать, кого она больше любила: меня или Дмитриеву. Наверное, мне была признательна, что я до конца не расставалась с ней, с другой стороны, Аня – ее «первая любовь». Аня вернулась и помогала ей, отношения между ними сложились довольно трогательные. Но вначале Нина Сергеевна страшно обижалась. Чувства оставленного тренера могут понять только те, кого бросили родные дети.
В Москве на «Динамо» проходил международный турнир на земляных кортах. Самые тяжелые матчи у Ани с Рязановой (как у меня потом с Крошиной). Мы, малыши, подавали мячи. Перед игрой Нина Сергеевна объясняла нам, как правильно надо это делать. Но когда наступил тяжелый момент матча, Аня устала, у нее началась одышка. Нина Сергеевна меня позвала: «Оля! Оля!» Я у задней линии она на трибуне. Я подлетаю, она шепотом: «Ходи медленно». И хотя полагалось подавать мячи вовремя, я делала невероятное, затягивая время, как могла. Однако Аня все равно проиграла.
Нина Сергеевна любила наших мужей, Аниного Митю и моего Витю, она их любила за то, что они принесли счастье в нашу жизнь. Витю, как мне кажется, она обожала. У него хорошее чувство юмора, и Нине Сергеевне нравилось, когда он с ней шутил.
Я ведь часто отсутствовала, и в то время, когда ей уже совсем стало плохо, Витя оказался для нее спасителем: продукты привозил он, разговаривал с ней он, звонил с последними новостями он. Витя никогда у Нины Сергеевны не тренировался, он был только моим спарринг-партнером. Разногласий не может избежать никакая семья. Однажды я решила проучить своего мужа. Нет, я не переехала к маме, я отправилась к Нине Сергеевне. «Он плохо себя ведет, делает то-то и то-то, будет звонить, не говорите, что я у вас». Она совершенно спокойно согласилась играть отведенную ей роль. Витя ей сразу же позвонил: «Нина Сергеевна, Оля у вас?» Она в ответ: «А где Оля? Витя, в чем дело? Ей завтра тренироваться». Витя растерялся, стал объяснять, что я куда-то ушла погулять. Нина Сергеевна положила трубку. «Оля, все получилось, как задумали». Мы уже были как подруги – не каждый тренер сумеет перейти в это качество. Нина Сергеевна сумела.
Автор: Сергей Ермилов, 7Tennis.ru. Все материалы автора:
2013-2024 © Все права защищены