Одной из самых ярких фигур в мировом женском теннисе я считаю Мартину Навратилову. Она и вне спорта интересная личность с довольно сложной жизнью, но главным в ней всегда был теннис, а он у Мартины сочетал несовместимое: легкость и красоту с удивительной мощью.
В первой части моей книги о Навратиловой нет отдельного рассказа. Теперь я исправляю эту несправедливость. В свое оправдание я могу сказать только то, что десять лет назад Мартина еще играла и, наверное, я не торопилась ее причислять к ветеранам.
Я познакомилась с Мартиной в Москве, когда ей было всего четырнадцать лет (она родилась в 1956 году). Мы впервые побеседовали, Мартина неплохо говорила по-русски. Навратилова тогда приехала в Советский Союз играть на международном турнире в Сочи (был когда-то такой в нашей стране) и проиграла. Кстати, та девочка, а теперь взрослая дама Ольга Ворсина до сих пор имеет положительный результат в личных встречах с Навратиловой.
В пятнадцать лет Мартина Навратилова совершила переворот в женском теннисе в Чехословакии, что было совсем не просто, чехи всегда славились своими теннисистами, особенно женщинами, которые традиционно очень хорошо играли на задней линии.
Выдающиеся личности, такие, как Пожуева-Сукова, Мандликова, позже Новотна – иногда еще выходили к сетке. Но все они стабильно (как и девяносто процентов теннисисток в мире) играли только на задней линии. Но вот врывается в теннис Мартина и пятнадцатилетней побеждает на первенстве Чехословакии (на земляных кортах), играя «подачу с выходом к сетке». Это тянуло на сенсацию, пусть и в маленькой стране. Когда человек обладает ярким талантом, его невозможно не заметить.
Почему, я спрашивала у себя, чешкам так щедро отпускается природой теннисный талант? Одно только десятилетие после Навратиловой: Сукова, Новотна, наконец Хингис – она же тоже чешка. Наверное, от смешения кровей, которое происходило у них в течение веков. Центральная Европа, немцы рядом – это дисциплина, венгры – это темперамент, чехи, как результат – темперамент в железобетонном русле. И потом, их страна так расположена, в самом сердце Европы, что они куда хочешь легко могут добраться, а для детского тенниса это крайне важно.
Мартина родилась под Прагой, в маленьком городке. Воспитывал ее и научил теннису отчим. А потом, когда она стала набирать и набирать, тут родилось несколько легенд. Мартина рассказывает одну из них, ту, что рассчитана на американского слушателя. Я не совсем в нее верю, у меня своя теория.
Мартина говорит, что ей страшно не повезло, потому что ее заставляли тренироваться в Праге, то есть вырвали из родного дома. Но дело в том, что я как бывший тренер национальной сборной понимаю, что если бы она осталась у себя в деревне и тренировалась только с отчимом, то у нее вряд ли появились бы возможности для роста. Тогда в лидерах команды Чехословакии ходила Вера Пожуева-Сукова, финалистка Уимблдонского турнира. Она же мама нынешней известной теннисистки Хелены Суковой. Так вот, Пожуева-Сукова, капитан, но уже и тренер сборной Чехословакии, когда увидела Мартину, сразу поняла, что перед ней девочка с невероятным талантом, и тут же взялась ей помогать.
Первое, что бросалось в глаза в юной Мартине, – ее феноменальные физические способности, ее атлетическая фигура, буквально вся перевитая мышцами. Потом она немножко сгладилась, поправилась, но об этом я скажу дальше. Мне кажется, что Навратилова получала на занятиях по физической подготовке нагрузки, которые применяли в своих тренировках хоккеисты. Я помню, по телевизору показывали, что хоккеисты Чехословакии разминку проводили в лесу.
Они рубили деревья, бегали по лесным тропам и как-то еще укрепляли мышцы естественными упражнениями. Немало статей про чехословацкую систему печатали и у нас. Мартина иногда в разговорах как бы между прочим говорила, что ее нагружали серьезной физподготовкой, и я понимала, что это такое. Впрочем, может, я и заблуждаюсь, но только по поводу хоккеистов, и то не уверена. Мой первый тренер по физподготовке был из легкой атлетики, а потом, когда я уже перешла в ЦСКА, с нами занимался тренер, который прежде работал с хоккейной командой. В принципе, мы повторяли с Мартиной одни и те же упражнения.
Что прежде всего бросалось в глаза – ее необычайная легкость передвижения по корту и, конечно, своеобразность игры. На моем счету есть победа над Мартиной, но выиграла я у нее тогда, когда она не поднялась до вершины, когда она только начинала играть среди сильнейших. Ей уже исполнилось семнадцать, она как бы только начинала «быть», а я уже «была» в своей лучшей спортивной форме. Мартина не заиграла, как Хингис в семнадцать, к лидерам она примкнула в девятнадцать-двадцать. Победила я ее в 1973-м, на первенстве Европы, в итальянском городе Пескари, обыграв в двух партиях. Помню, что в финальную восьмерку она уже входила.
Легонькая, симпатичная, с отличной игрой с лету. И хотя нередко чехи нас винят во всех своих бедах, но даже в тот период сплошного социализма у них были куда шире открыты двери на Запад, по сравнению с нашей щелочкой. Я уже рассказывала про Метревели и Кодеша, который раскрылся больше, чем Алик, и только потому, что его отпускали участвовать в любых соревнованиях за границей, а Алик ездил строго по расписанию несколько раз в году.
То же самое касалось Мартины и любой из наших девочек. Навратилова уже с детства получала необходимый для прогресса международный опыт.
Позже я узнала, что в Чехословакии перспективному игроку выдавали некую сумму, и если он выигрывал турнир, то мог использовать деньги из приза и дальше продолжать поездки и выступления. Другими словами, играть за рубежом до тех пор, пока не кончатся призовые. Получалось, что гражданин социалистической страны совершенно спокойно находился, причем, как угодно долго, в капиталистическом логове. Это в принципе у нас в СССР считалось невозможным, хотя мы столько выигрывали за год, что могли круглогодично кататься по миру в течение нескольких лет.
Но по инструкции ЦК партии наш командировочный, если я не ошибаюсь, больше тридцати дней по заграницам болтаться не имел права. Я помню случай, когда для переезда из Франции в Англию я на день приезжала в Москву, вместо того чтобы за час перелететь Ла-Манш. А когда я из Америки полетела напрямую в Японию, то разрешение на такую поездку принимало ЦК КПСС. Конечно, и у чехов не было настоящей свободы: куда хочу туда и лечу, но все-таки они играли куда больше турниров на Западе, чем мы.
Мартина довольно быстро из симпатичной девчонки стала серьезной личностью. У нее заметно проявлялся тот внутренний стержень, что присущ лишь сильным людям. В годы ее молодости в Праге советских не очень любили, это и понятно: недавно прошел печально знаменитый 1968 год, когда состоялось вторжение наших войск в Прагу. Естественно, это событие помнили все чехи и во всех подробностях помнят по сей день. Но ко мне Мартина всегда относилась не с формальным уважением, на что тоже могла и не тратиться, а с искренним трепетом. Возможно потому, что из женщин соцстран я единственная – после ее тренера – вошла в финал Уимблдонского турнира.
Так вот, она стала прогрессировать, играла замечательно и, пожалуй, первая (нет, была еще такая Диана Фромхольц), которая на пике славы Крис Эверт вдруг начала создавать для той на корте неприятные моменты. Мартина поначалу, естественно, не могла обыгрывать Крис, но могла отобрать у нее сет, что сделать остальным было чудовищно трудно, Крис тогда всех соперниц «несла» 6:2, 6:1, редко 6:3. И тут вдруг появляются две теннисистки – Фромхольц и Навратилова, которые ей начали противостоять, что в общем-то закономерно, нельзя быть лучшей бесконечно.
Сложности игры Крис против этих двух «выскочек» можно объяснить и технически и тактически. И Мартина и Фромхольц левши, их лучший удар слева, и он нейтрализовал самую сильную атаку Крис – ее знаменитый удар двумя руками справа. Тем самым девочки выбивали главный козырь у Эверт. Иначе говоря, у Крис не складывались «отношения» с левшами. А Мартина к тому же уже владела отличной игрой с лету и имела сильную подачу.
Отмечу, что слабый удар слева Крис шел тоже под слабую правую сторону Мартины. Но сразу оговорюсь. То, что я называю слабым ударом у Мартины, можно считать более чем приемлемым для любой девочки из первой тридцатки. У Мартины реакция быстрее, чем у Крис, она еще и к сетке выходила. Поэтому у них всегда получались напряженные поединки. Конец семидесятых и первая половина восьмидесятых годов прошли под знаком борьбы этих двух великих теннисисток.
Как только Мартина где-то выхватила сет у Крис, это стало сенсацией для американцев. Как такое могло произойти – у их любимицы Эверт кто-то отобрал сет! Вокруг Мартины сразу же закрутилась пресса, начались разнообразные встречи. И тут же ее стала обрабатывать моя любимая Билли-Джин Кинг. Билли-Джин взяла на себя обязанность первого советника Навратиловой, объясняя молодой чешке, что для того, чтобы войти в мировую пятерку, тройку, просто прогрессировать, Мартине нужно оставаться в Америке. И, надо сказать, она не так уж и была неправа, тем более что в отличие от меня Мартина жила одна.
К тому же лучшие женские турниры переместились тогда в Америку. Я это хорошо помню, так как начались и мои первые постоянные выезды в Америку. Но у Мартины еще жило детское отношение ко всему вокруг: она наслаждалась макдональдсами, яблочными пирогами, фисташковым мороженым, вела себя как ребенок, попавший в сказку: вокруг сплошные пирожные и вода с сиропом. Мартина, извините, не ела, а объедалась. Мы как-то вместе оказались на турнире, и хозяйка, у которой остановилась Навратилова, тихо у меня спрашивает: «Скажете, так, как ест Мартина, все едят в социалистических странах?» Я не поняла: «А в чем дело?» «Мартина, – говорит эта женщина, – утром выпивает сок, съедает корнфлекс, затем я ей подаю яичницу с беконом, потом блинчики, а заедает она все это джемом с тостами». Тогда бедной девчонке исполнилось шестнадцать-семнадцать лет и, естественно, она раздавалась вширь со страшной силой, несмотря на огромные нагрузки. Никто уже не помнит Мартину пухленькой девушкой, а перед моими глазами ее круглая фигурка в платьях в полоску.
Я никак не могла понять, почему ей делали на теннисной форме полоски? Потом я догадалась, что таким образом как-то пытаются сократить ее объемы. Но Мартина даже с этим диким лишним весом здорово играла.
В моей жизни лет двадцать назад произошел такой курьез, о котором я до сих пор вспоминаю с сожалением. Что значит умение предвидеть развитие ситуации! Я приехала на турнир в Австралию, и мы сыграли с Навратиловой в паре. Мы побеждали всех элементарно. Она наслаждалась нашим общим теннисом, и я наслаждалась. Она, еще совсем молоденькая, меня попросила: «Давай и зимой играть вместе». А тут ко мне с таким же предложением подошла Маргарет Корт, которая год назад, нет, даже два – первая из великих предложила мне составить с ней пару. И я в знак благодарности за прежнее доверие (к тому же Маргарет ходила беременная и должна была родить через три недели) сказала Мартине, что обязана дождаться, когда начнет выступать Маргарет. Наш разговор с Навратиловой состоялся в конце года. Мартина собиралась со мной играть в феврале-марте: «Но до того, как появится Маргарет, мы с тобой можем поиграть?» Я почему-то считала, что не должна соглашаться с Навратиловой, а в то же время мне так не хотелось отказывать ей.
Но я все же выдавила из себя это проклятое «нет». И совершила редкую глупость, хотя бы потому, что играть пару с Маргарет Корт походило на пытку. Насколько мне легко было с Мартиной (у нас возникло идеальное взаимопонимание), настолько трудно с Маргарет. Наш дуэт уже походил на какое-то несчастье, я даже боялась выходить с ней на площадку. Маргарет сильная и в чем-то даже подавляющая партнера личность. Она все время ждала от меня каких-то идеальных ударов, и одно только это сковывало совершенно.
А Навратилова начала играть в паре с Эверт и очень удачно, они потом кое-что, включая несколько турниров Большого шлема, выиграли вместе.
В 1974-м меня пригласили выступить на показательном турнире, что-то вроде чемпионата чемпионов. Собрали нас вместе: Кинг, Гулагонг, Эверт и меня. А Мартину пригласили пятой, запасной. Она бегала и спрашивала у каждой: «Ну почему ты? Ну почему ты? Я должна быть в четверке, я хочу играть». Я ей объясняла: «Нет, дорогая, ты должна это место завоевать». Но на следующий год мы уже поменялись, теперь я была в запасе, она в основной четверке.
У Навратиловой в жизни не одна только игра вызывала интерес, с ней не скучно было поговорить о том, что творится вне тенниса. Все тренеры, с кем она занималась, в один голос утверждали, что и работать с ней интересно.
В 1975 году, в сентябре, после «Ю.С. опен» Мартина осталась в Америке, конечно, долгие разговоры с Билли-Джин сделали свое дело. Осуждать Мартину не за что, у каждого своя жизнь, у каждого свой выбор. Но тут начались довольно-таки сложные перипетии. Как спортсменка социалистической Чехословакии, она всегда находилась под контролем, ее тренеры не только ее вели, но и по-человечески опекали. А тут – полная свобода, не знаешь, куда деваться. И она сразу сбавила, плюс чрезмерная еда. Мартина начала набирать вес, а ее теннис пошел вниз. Ей тогда не исполнилось и девятнадцати.
Вытащило ее подключение к «Уорлд тим теннису», в то время делавшему первые шаги.
Тут Мартине необыкновенно повезло, она попала в команду «Бостон лобстерс», а бостонцами руководил Рой Эмерсон – великий теннисист, чьи рекорды до сих пор не побиты. У Эмерсона самое большое в мире число титулов победителя турниров Большого шлема, одиночных, парных, смешанных. Рой – потрясающий теннисист с великолепной техникой, он прошел старую школу, а там умели тренироваться. Эмерсон и взялся за Мартину, и я скажу, что это ее буквально спасло, потому что, во-первых, он ей поставил удар слева, но поскольку Мартина левша, можно сказать, удар справа, а правильнее – бэкхэнд. У самого Эмерсона удар слева считался одним из лучших в мире.
Для Эмерсона – капитана и тренера «Бостон лобстерс» – занятия с Мартиной входили в служебные обязанности. Но ею еще параллельно занялся и Майкл Эстеп, который учился у Эмерсона и, шефствуя над Мартиной, потихоньку сам становился тренером. У Мартины с ним возник контакт, они долго потом не расставались. В итоге Майкла признали одним из лучших тренеров, но справедливости ради надо отметить, в этом была и заслуга Мартины.
Майкла я всегда считала своим другом. Помимо общей работы, меня с ним связывает и трогательная история. Майкл влюбился в свою будущую жену в Тбилиси, когда сборная СССР играла матч против американцев, а я, в свою очередь, там, в Тбилиси, узнала, что беременна. Влюбился Майкл в американскую корреспондентку Барбару, приехавшую в Советский Союз комментировать этот матч. Получилось так, что я одна из первых преподнесла им подарок на свадьбу, а они чуть ли не первые, кто сделал мне подарок ко дню рождения Катеньки. Барбара и Майкл до сих пор вместе, живут они замечательно, он уже меньше занимается теннисом, больше бизнесом. После того, как Эстеп закончил работать с Мартиной, он тренировал Санчес-Викарио, Мэри Джо Фернандес, игроков знаменитых, но не уровня Навратиловой.
Нельзя не сказать, что Мартина одна из первых теннисисток, которые открыто заявили о своем лесбиянстве. Для меня подобная откровенность неприемлема, мы воспитаны иначе и к такой публичности непривычны. Другое дело, что, как и все теннисисты, я, конечно, обо всем знала, потому что ее жизнь проходила на моих глазах. Я поочередно знакомилась с пассиями Мартины и каждый раз наблюдала, как она с ними менялась. Навратилова очень сильный человек на корте, но в жизни подвержена влиянию.
У нее даже облик изменялся от ее пристрастий. То она вдруг увлеклась гольфом, когда у нее была подружка-гольфистка. Потом она стала вести этакий богемный образ жизни, поскольку ее следующей подругой стала писательница. Затем появилась красотка Джуди, в прошлом «Мисс Техаса». Эта связь вылилась в долгий роман. Джуди нравились драгоценности, и Мартина стала увлекаться тем же. Она покупала себе золотые часы чуть ли не раз в месяц. Даже стало интересно: сколько же часов можно иметь? Тогда же у Мартины появились и семейные заботы, потому что Джуди – мать двоих сыновей, которых Мартина содержала, воспитывала и даже играла с ними в футбол.
Спустя несколько лет Мартина продала дом, который она построила для себя и для Джуди, они расстались. Я не помню, сколько вокруг дома было акров, но чуть ли не 50, и это в Аспене, горнолыжном курорте в штате Колорадо – она построила огромный дом с двумя спальнями. Две спальни на весь дом – это вне логики. Конечно, дом – изобретение Джуди. Говорили, что там в каждой спальне такие огромные комнаты-шкафы, что из них можно сделать еще пару спален.
Любые преображения Мартины заканчивались каждый раз одинаково: душевными травмами и трагедией, когда очередной роман заканчивался. Страшный процесс развода она пережила с Джуди, которая, кстати, тут же сошлась с писательницей, прежней любовью Мартины. Джуди пригрозила, что напечатает книгу со всеми подробностями их романа да еще украсит ее множеством фотографий, если Мартина не заплатит ей огромных денег. Заодно Джуди обещала опубликовать и фото, где Мартина дарит ей кольцо, что, по-видимому, означало рождение законной семьи с причитающимися после развода алиментами.
И ее бросали, и она бросала, происходило и то и другое. Майкл Эстеп мне рассказывал, что Мартина настолько эмоциональна и влюбчива, что работать с ней в период ее очередного увлечения не представляло никакой возможности. Она сразу же выходила из нормального тренировочного процесса, что совсем не удивительно, так как образ жизни, например, фотомодели и теннисистки принципиально разный. Когда у нее случился роман с баскетболисткой, тогда все, с точки зрения Эстепа, происходило замечательно, Мартина резко прибавила.
Потому что в этот период благодаря связи с баскетболисткой она получила хорошую физическую подготовку. Они прошли вместе тренировочный сбор, а подготовка в профессиональной женской американской баскетбольной команде всегда была на высоком уровне. Именно после баскетболистки начался роман с Джуди, а в нем уже существовали только тряпки и драгоценности. Слава богу, что Мартина к тому времени прочно занимала первый номер в мировом рейтинге. Майкл Эстеп, зная ее внутреннюю жизнь, продолжал работать, но только над атлетизмом, и благодаря этому теннис у нее не падал.
Почему она продала свой дом в Аспене? Потому что увлеклась новой девушкой, а та не то скульптор, не то декоратор, в общем, у нее какие-то художественные интересы. Вроде бы лепит дизайнерские горшки. Если сейчас посмотреть на одежды Мартины, то в них уже можно увидеть какие-то национальные мотивы. Каждый раз по стилю одежды легко определяются перемены в жизни Мартины. То она ходила во всем темном и сером. Потом у нее появилась девушка сумасшедшей красоты, девушка из рекламы, говорили, она дочка генерального прокурора США Рино и Мартина «увела» ее от настоящего жениха. На тот период Мартина стала совершенно модерновая, с виду очень простой стиль, но на самом деле модный и дорогой.
Теперь она переезжает в Англию, потому что ее новая девушка, скульптор-декоратор, живет в Англии. Кто-то мне сказал, что Мартина тренируется в Куинс-клабе с Лизи Джелфс, есть такая английская теннисистка. Говорят, что Мартина в Англии собирается покупать дом.
Но самое невероятное, что Мартина встречалась с симпатичным молодым человеком, когда ей было 17 лет. В те годы она мне показывала его фотографию.
Но вернемся все же к самому главному – к теннису Мартины. Мне очень нравится повторять эти тривиальные слова – она необыкновенно талантлива. Я спрашиваю: «Майкл, над чем вы работаете?», а он в ответ: «Оля, а какая разница? Она все равно сделает так, как надо». Ей все дается легко, он скажет: «Мартина, справа!», подбросит справа, она всегда попадет куда полагается, слева подбросит, попадет слева. У нее такое замечательное тело, настолько идеальное ощущение мяча, настолько невероятная пластика и ритм, что любому тренеру с ней было легко работать, все, что бы они ей ни предлагали, она всегда могла сделать «с листа», причем сделать на высоком уровне.
Когда Мартина уже играла турниры ветеранов, она как-то пришла на тренировку и произвела какой-то новый укороченный удар с обратным вращением. Я поразилась: «Мартина, ты еще и новенькое придумываешь?», а она: «Да, получилось просто так».
Мартина, по-моему, говорит на всех основных языках мира, говорит и по-русски, сейчас, конечно, хуже, чем раньше. Она очень способный человек и вне тенниса, притом, что сейчас большая редкость – начитана. Последние годы ее немножко избаловали, но это понятно. Мы все по-разному, но переживаем уход из славы, а она, похоже, не грустит, она говорит: «Как интересно, как много меняется в твоей жизни, когда ты вдруг уходишь с первых страниц журналов, как мало задерживается людей вокруг тебя».
Это и я испытала. Как только ты уже не знаменит, рядом остаются лишь настоящие друзья. Сейчас Мартина, насколько мне известно, хочет родить с подругой детей от одного «донора». Как это сочетается с реальностью, насколько это возможно в нашем мире – не знаю.
Как я ни хотела уйти от не слишком приятной для меня темы, а обратно к ней вернулась. Что делать, наша личная жизнь и наш теннис неразделимы. Тем более что этой, казалось бы, не главной его части уделяют сейчас много внимания, и никуда мне от нее не деться. Дело даже не в том, что Мартина показывала мне фотографию своего мальчика. Еще юной она достаточно откровенно рассказывала мне о своих романах с противоположным полом, и для меня оказался шоком ее «переход». Я думаю, что этот процесс внутри человека до сих пор загадка. У Мартины, судя по тому, как она относится к миру, как она заражается новыми идеями, может быть случилось так, что кто-то предложил ей попробовать, а она решила, если Кинг, великая Билли-Джин, любит не мужчин, а женщин, то значит и она должна быть не хуже. Все это исключительно мои собственные предположения.
Но вполне возможно, что и непосредственное влияние Кинг могло сказаться. Я знаю, Крис Эверт тоже уговаривали попробовать это «сладкое блюдо». Но Крис католичка и не то чтобы фанатично верующая, но из строгой семьи. Думаю, что с Крис подобного не случилось еще и потому, что у нее и вне тенниса сильный характер. Но, повторю, так все таинственно и сложно в этом вопросе. Я, во всяком случае, не могу найти объяснение этому явлению, хотя много литературы прочла и много скопила жизненной информации. И поэтому внутреннее состояние Мартины – загадка для меня. Но эта неестественная физиология настолько определяет ее лицо и жизнь, что уже другую Навратилову представить себе невозможно.
Она искренне любит всех друзей, она по натуре добрый человек, во всяком случае чехам она всегда помогала. Когда она осталась в Америке, то ее материальное состояние увеличилось сразу же в несколько десятков, если не сотен раз, поэтому ее доброта прошла настоящее испытание – испытание богатством. Она могла дать попользоваться своей кредитной карточкой, могла дать денег и забыть, что помогла. Я, например, вспоминаю один приятный случай, который произошел у меня с ней в 1983 году.
Тогда я первый раз привезла на Уимблдонский турнир моих девочек – Ларису Савченко и Свету Пархоменко, тогда еще Черневу. Мы наконец, спустя семь лет, приехали участвовать в соревнованиях Уимбл-донского турнира, нам дали уайлд-карт. Мне с огромным трудом удалось выбить эти «пропуска» в высшее теннисное общество, но когда мы появились в Англии, я чуть не зарыдала, потому что мои девочки оказались единственными, кто играл деревянными ракетками, а весь мир уже шагнул к композиту.
А так как советские теннисисты с 1976 года не участвовали ни в каких международных соревнованиях, валютный бюджет нашей теннисной федерации, как и бюджет нашего отдела тенниса, оказался нулевыми. Для того чтобы централизованно Спорткомитетом закупалась какая-то амуниция и инвентарь, должно быть какое-то обоснование, например подготовка к Олимпий-ским играм. Но теннис тогда не входил в число олимпийских видов спорта.
Я бродила по изумрудной английской траве в диком состоянии. Я понимала, что мяч не летит у моих девчонок так, как летит он у других, и полететь не может. Частично в этом была виновата их техника, а частично – устаревшие ракетки. Но куда деваться? Прихожу к Мартине, а Навратилова играла и играет «Йонексом». Естественно, все хотели играть той же ракеткой, что и лидер: «Не можешь ли ты мне помочь, попросить «Йонекс», чтобы моим двум девочкам дали опробовать хоть какие-то ракетки».
Она: «Оля, я постараюсь, но я сейчас очень занята». Понятно, Уимблдонский турнир, отрываться на другие дела невозможно, тем более спортсмену, игравшему за первое место. Проходит первая неделя, ракеток нет. Фирма хоть и японская, но ракетки делались тогда в Германии. Подходит суббота. Девочки смотрят на меня совершенно умирающими взглядами, они уже заканчивают свои выступления. Кстати, Лариса со Светой тогда удачно сыграли пару, вошли в первую восьмерку, предварительно попав в основную сетку из отборочного турнира. И это тоже, надо сказать, повергло меня в тихий трепет.
После первой недели мне полагалось возвращаться в Москву, потому что у меня проходили какие-то соревнования дома, а Ларисе Савченко предстояло продолжать выступать на детском Уимблдоне, и оставалась в Англии она одна. Мы со Светочкой Черневой складываем вещи, Лариса, тогда еще совсем ребенок, грустно за нами наблюдала. Перед отъездом я еще раз Мартине напомнила про ракетки. Она в ответ: «Оля, я уже все сделала, не волнуйся». Девчонки ко мне: «Ольга Васильевна, ну что?» Я говорю: «В третий раз я к ней не пойду, как будет, так и будет, не получится – начнем думать, что делать дальше». И вдруг – приносят ракетки! Радовались девочки им больше, чем своим результатам.
В Уимблдоне, я уже писала об этом, три раздевалки, Мартина Навратилова, понятно, – в раздевалке на самом верху, а мои девчонки в низшей, это же их первый Уимблдон, поэтому переодевались они в полуподвальном помещении. Мартина сама принесла им туда ракетки, потому что девчонкам сложно пройти наверх. Она понимала, что они и объяснить толком, что им надо наверху, по-английски не смогут, поэтому спустилась к ним сама. Но прежде всего она понимала, как для нас важно и как нам тяжело получить современные ракетки.
Кому-то другому было бы наплевать на мою просьбу. Кто такая эта Светочка Чернева и почти ребенок Лариска Савченко, для того чтобы первый номер мирового тенниса спустилась к ним в раздевалку? Пусть даже она мой хороший друг, пусть я для нее когда-то была авторитетом, но с тех пор уже прошло десять лет, мы разные люди, я советский тренер, а она американская миллионерша.
Но именно этот поступок прекрасно говорит о ее характере.
Навратилова долго оставалась первой. Девять раз она выигрывала Уимблдон, единственная, кто побеждала в одиночном турнире девять раз. Здесь она установила рекорд, но не смогла перекрыть наибольшее число побед по сумме двадцать. Двадцать Уимблдонов ей выиграть не удалось. Но в какое время играла она и в какое время играла та, кто установил этот рекорд! Сейчас уже и результат Мартины превзойти невозможно.
Забавно, что Мартина и Крис между собой сыграли почти с ничейным счетом, то есть выиграли друг у друга почти одинаковое количество матчей. Общий счет примерно такой: 133:132. Мартину обыгрывала только Крис. И лишь когда Навратиловой перевалило за тридцать, ее стали побеждать и другие. Я, может быть, преувеличила немного статистику, это можно проверить, но представить себе невозможно: один мяч решает судьбу матча, а в конце концов один матч решает спор, чья карьера круче!
Автор: Сергей Ермилов, 7Tennis.ru. Все материалы автора:
2013-2024 © Все права защищены